1.
Ах, студенческие годы конца шестидесятых – начала семидесятых! До чего они были интересны, разнообразны, насыщены! Упорная учеба перемежалась жаркими кавээновскими баталиями между двумя тогда вузами – педом и СДИ – этими извечными соперниками во всем. Титанический летний труд в стройотрядах, мощная студенческая самодеятельность – короче, мы жили замечательной веселой жизнью, многое беря от нее, но и многое отдавая.
И вот однажды мы готовились к очередной кавээновской схватке со стырдыровцами (теперь–то это - университет имени Серикбаева – о-го-го! Да и педагоги теперь – университетовцы!). А тогда это были скромные, но готовившие добротные кадры вузы. А уж самодеятельность у нас била ключом!
В предыдущей схватке выиграли строители, посему мы с удвоенной энергией готовились взять реванш, показав, что и педагоги могут кое-что.
Итак, мы сидели, как обычно, за сценой актового зала, увлеченные подготовкой к матчу-реваншу, и нам было очень далеко до всех других дел. Помню, что я, при этом, что-то бренчал на своей гитаре, подбирая новые слова для старых песен. И тогда, и сейчас подобные перепевы в КВНе были в моде. У меня это неплохо получалось, вот я этим и занимался. Кто-то при этом прогонял сцены, кто подбирал музыку на старом фоно, кто просто курил. Из-за закрытой двери, ведущей в актовый зал, слышался какой-то неясный шум, на который мы, увлеченные своим делом, просто не обращали внимания.
Вдруг открылась дверь. Вошел Высоцкий. Владимир Семенович. Собственной персоной. Нужно было знать тогдашнюю популярность певца, чтобы понять, почему у всех нас отпали челюсти. Воцарила немая пауза, достойная последнего действия бессмертной комедии Николая Васильевича Гоголя «Ревизор».
- Здорово, мужики! – между тем проговорил Высоцкий и сел на свободный стул. Не буду врать, не помню, во что он был одет, но выглядел усталым, хотя глаза и блестели.
- Как живете, педагоги? Сеете разумное, доброе, вечное?
- Сеем, - несколько пришли в себя мы. – А вы откуда, Владимир… При всей известности, в то время не всех знали по имени-отчеству, это сейчас такая мода пошла: Алла Борисовна, Филипп Бедросович...
- Да я, друзья, из тех широт, откуда вышел весь народ! – схохмил бард.
Мы рыготнули, подумав:
- Свой! В доску!
- А если серьезно, ребята, я у вас с гастролями. Рад, что и у вас партийные чиновники на высоте: требуют какого-то разрешения на выступление. Вот, пока разбираются, я и зашел к вам перекурить. Не возражаете?
- Владимир, расскажите… - начал кто-то из нас. Но Высоцкий сигаретой остановил его:
- Братцы, все расскажу! Приглашаю в зал, там на все вопросы отвечу. И спою. А сейчас просто помолчим. Устал я. Месяц уже мотаюсь по стране. Это чья? – Высоцкий ткнул пальцем в мою гитару, стоявшую в углу.
- Моя, - сказал я.
- Дай-ка…
Бард взял гитару, тронул струны, взял пару аккордов, что-то тихо промычал, а затем сказал:
- Извини, браток, а гитарка-то, - он цмыкнул щекой, - того…
Я обиделся за свою гитару и в запале сказал:
- Да и вы не Иванов-Крамской….
- Да ты не обижайся, парень, - сказал Высоцкий и хлопнул меня по плечу:
- И на такой играть можно. Если – с душой.
В этот момент барда попросили на сцену. Ему всемилостивейше было разрешено выступить.
- Приглашаю всех, парни! – Высоцкий пожал всем нам руки и пошел на сцену, кинув на ходу немного странную фразу:
- Не смыкайте струйных рядов!
А потом был концерт. Да какой! Впустили всех. Бард пел несколько часов. И зал был с ним…
До смерти поэта оставалось десять лет, вместивших в себя триумф и трагедию, злобное шипение официальной богемы и поистине всенародную любовь…
По странному стечению обстоятельств поэт умер в день моего тридцатилетия. Я написал песню на его смерть. А мой друг, композитор и поэт Александр Крахин, игравший тогда в группе "Интеграл" Бари Алибасова, положил ее на музыку. По-моему, получилось у нас неплохо. Это – дань той далекой встрече…
Вот эта песня:
Напиться бы до состоянья скотского,
Чтоб водка шла по горлу, как вода:
Владимира Семеныча Высоцкого
Не стало жарким летом навсегда.
Навсегда...
Не стало жарким летом
Российского поэта,
И не от пистолета,
От сердца умер он,
Но песни, что пропеты,
Звучат на полпланеты,
Как памятник поэту,
Как колокольный звон.
И не были красивыми стихи его,
Он не "тухманно" музыку писал,
И жизни он не радовался "хилево",
И не был магомаевским вокал.
Но там, где после строчки,
Другие ставят точки,
Он, не боясь заточки
Критических статей,
Писал, как будто сердцем,
И не жалел он перца,
Для всяких иноверцев -
И никаких гвоздей!
Ему всегда, на все хватало времени,
Играть, писать, сниматься, петь для нас,
И сердце, постаревшее от бремени,
Стучало с перебоями не раз.
Пел нам поэт про пьяных,
Про разные изъяны,
И всякую заразу
Почтил вниманием.
Все думали: резонно!
Но множили кобзонов
Или лицензионных
"АББУ" и "Бони М".
Не выпущено сборника поэтова,
Пластинок очень мало, ну и пусть,
Ведь песни, на магнитофон напетые,
Наверно каждый знает наизусть.
Поет в любой квартире:
В Москве и Армавире,
В Ростове, Могилеве и даже Воркуте,
В Тбилиси, Кисловодске,
Поет певец Высоцкий,
Творит поэт Высоцкий -
И никаких гвоздей!
Крушились олимпийские позиции,
И в дни рекордов, взлетов и побед,
Навек простился с Малою Грузинскою
Певец, и композитор, и поэт.
Не стало жарким летом
Российского поэта
И не от пистолета,
От сердца умер он,
Но песни, что пропеты,
Звучат на полпланеты,
Как памятник поэту,
Как колокольный звон...
( текст написан в августе 1980 г).